– В таком случае, раз мы еще не садимся за стол, – сказал Дебрэ, – налейте себе рюмку хереса, как сделали мы, и расскажите нам свою повесть, барон.
– Господин доктор, – крикнул Барруа, – мне опять худо! Боже милостивый, сжалься надо мной!
– Свободна в чем? – спросила молодая девушка.
– Это невольница, которую я купил в Константинополе, дочь князя, которая стала моей дочерью, потому что на всем свете у меня нет ни одного близкого человека.
А кроме того, наше парижское общество такое странное, что оно, быть может, и не заметило бы всего этого, если бы тут не скрывалась какая-то тайна, позлащенная блеском несметных богатств.
Дантес схватил сундук за ручки и попытался приподнять его – тщетно.