«…они лежали на персицких коврах. К их голым спинам липли окурки…»
Волкодавов взяли из разных мест в шинелях с ремнем, в сапогах с фланелевыми портянками на обычную ногу, накормили на береговом камбузе обычной едой, которую можно есть только с идейной убеждённостью, и пустили их на диверсантов. Только рукавицы им забыли выдать. Но это детали. И потом, у матроса из страны Волкодавии руки мёрзнут только первые полгода. А если вы имеете что сказать насчёт еды, так мы вам на это ответим: если армию хорошо кормить, то зачем её держать!
Отдел кадров, перепроверив оставленные документы, установил, что последняя аттестация у него положительная.
Потом начался хохот, и хохотали все: и офицеры, и мичманы, и матросы — весь мой экипаж. Ну, и я в том числе. После этого стало легче, и я поверил, что я действительно ухожу…
Лодка только прибыла с контрольного выхода перед автономкой, и Колюня свалил с корабля прямо в ватнике и маркированных ботинках. Ещё вывод ГЭУ не начался, а его уже след простыл.
— Ком-диввв!!! — раздался по коридору влажный крик. Этот крик послужил сигналом: захлопали двери, и все пропали; абсолютно все пропали, и остался один я. В коридоре послышались шаги. Я не успел подумать и увидел генерала; то есть я хотел сказать, адмирала; но вид у него был генеральский. Адмирал подошёл ко мне и задержался. Когда так задерживаются рядом со мной, я не могу, я начинаю отдавать честь. Я её отдал. Он смотрел на меня и чего-то ждал. Я не могу, когда на меня так смотрят. Я начинаю говорить. И говорю я всё подряд.