Пока в штурманской крушили благородный хрусталь и жрали человечину, в центральном чутко прислушивались — кто кого. Корабль в это время плыл куда-то сам.
Крик. Потрясающий крик. И даже не крик, а вой какой-то!
Громадный Гришка, лет шестидесяти, смутился и пропустил старика.
Наш корабельный док бесцеремонно, как дрессировщик ко льву, залез в пасть к Паше-артиллеристу и надолго там заторчал.
И с женщинами ему не везло. Он не умел смешить женщину, а женщину нужно постоянно смешить, иначе она тебя бросит.
— Хорошо живёшь, — комсомолец вздыхает, — а вот мне не выдают, протирать нечего.