Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь?
— Если я опять пролечу с переводом, как фанера над Парижем, тогда рапорт и дембель, — слышится у уха Стас.
— В глаза надо смотреть при получении приказания! В глаза!
Открываешь французский прибор и — япона мама: одна плата из Японии, другая — из Швеции, третья — ФРГ, четвёртая — США, пятая — Франция, весь мир на ладони…
— Я буду только творог, — слышу я в следующее своё дежурство. Оборачиваюсь — наш помощник. Этого только не хватало. Неужели он не знает про старпома? Точно, он тогда в море пропадал. Я никогда не скатываюсь до панибратства с начальством, но данный случай особый.
У Шуры рожа нахальная и любую фразу он начинает так: «Вот когда мы управляли тральщиком…»; а если требуется на ком-нибудь окончательно поставить точку, то следует: «Ну-ка, перестрой-ка мне строй уступа вправо в строй обратного клина». По телефону он представляется: «Оперативный!». А где при этом сам оперативный? При Шуре, который, стоя помощником, по молодости не спит вообще, оперативному дежурному делать нечего. Он либо смотрит телевизор, либо «харю давит», либо жрёт, либо гадит с упоением.