Или заставить его во время отпуска ходить на службу и проверять его там ежедневно и докладывать о нём ежечасно.
— Безнадёжно здоров. Годен только к службе на подводных лодках. Место службы изменить нельзя. У нас нет оснований для беспокойств и переводов. А списывают с плавсостава теперь по двум статьям: трупные пятна и прободение матки.
— Может это сирену включили где-нибудь? — спросил я у Серёги шёпотом.
И ещё Нэнси очень хотела увидеть какого-нибудь нашего командира, который за шестьдесят долларов в месяц вместе с подоходным налогом, а может быть и без него, противостоит их командиру, который получает двенадцать тысяч чистыми на руки. Ей его так и не показали. Зато её накормили, напоили, и даже наш адмирал Вася, дипломат херов, речь произнёс.
— Вот до чего дошло. Видишь? Мой тебе совет: забудь ты свои шахматы. Они ж тебя до ручки доведут. А теперь давай иди… Знаешь куда?
Архимед Ашотыч застонал переполненным страдальцем, запрокинул голову с уплывающими за горизонт зрачками, успел увидеть потолок с забитыми комарами и бережно уложил себя на подушки. Пружины заезженной койки вздохнули народным музыкальным инструментом, веки затяжелели, члены замягчели с каждым вздохом, и в бренное тело снова хлынули сновидения. Голубой пеньюар. Лампадная ночь. Тучи запахов. Фимиамы. Грациозные прыжки, перепархивания, улыбки-пожатья, персичный румянец от подглазников до подбородка, кофе, тонкие чувства, полные, гладкие колени, ощущение от которых остаётся в руках, караванные движения дивана, в короткой борьбе возня пружинная и сытая тишина.