«Скорей, скорей, — гнал себя Сапог, вечно в диком цейтноте, — а тут ещё наука за штаны цепляется». Он прибавил темп. Через минуту его нагнал учёный.
Мясо делилось по справедливости. Все помнили, кто его ел в последний раз.
После того как перестройка началась, у нас замов в единицу времени прибавилось.
— Я же ещё и извиняюсь! Вот, товарищи! (Товарищи от сочувствия перестали жевать). Как некоторые наши офицеры расписывают наши выходы на торпедные стрельбы! У нас идёт срыв за срывом боевой задачи, а им смешно! Они забавляются. А я-то всё думаю, и куда это у меня деваются бланки боевых листков. Из-под матраса! Один за другим всё исчезают и исчезают! Писал, гадёныш, старался! Сразу-то, видно, не получалось! — ерничает зам.
« — Ах, не могу я, Рюрик Львович, ах, не могу…»
Иван Трофимович — это единственный замполит, которого я бы приветствовал стоя, остальных — я бы приветствовал сидя, а некоторых — даже лежа.