Пажи исчезли с кабаном, на столе остались только кубки и кувшин. Я потер ладонью лоб.
– Боудеррия, – сказал я с упреком, – ты женщина, даже дама… можно сказать… гм… леди, а такие грубые слова знаешь.
Она страшно закричала, милое личико перекосилось, рот распахнулся, став шире волчьей пасти, а в нем заблестели два ряда острых зубов.
Багровая глыба приятно холодит пальцы, но не люблю слизь, внутри зародилось и пошло шириться красноватое свечение. Воины завозились, я слышал приглушенные молитвы, каждый крестился левой, к сердцу ближе, а меч сжимал в правой.
– А пока держали в черном теле, чтобы не взбрыкивал?
– А если ради насмешки над Иисусом? – спросила она. – От дьявола ожидать можно всего.