— Дай мне поспать. Я впервые за всё это время… согрелась.
— Любовь? — Алана улыбнулась улыбкой мудрого скептика. Как бы желая добавить: «Мальчик, что ты знаешь о любви?»
Она лежала там, где я её оставил. В той же позе.
«Старуха» не была стара. Сообразно профессии она жила на отшибе, сообразно званию рядилась в грубое полотно, и тяжёлый платок закрывал её лоб до самых бровей, но возрасту в ней было едва за тридцать, уж от меня-то ещё ни одна женщина не сумела скрыть своих лет.
Отсюда, с пригорка, посёлок выглядел игрушкой — белые крыши, сизые ниточки дыма над крышами. Дни стояли слишком холодные, слишком суровой обещала быть зима, во всём посёлке топились печки.
Казалось, Танталь поставила целью довести зрителей до истерики. Я смотрел во все глаза и никак не мог понять, где проходит грань между грубым фарсом с его спрятанной в штанах морковкой и ядовитой насмешкой, издёвкой чуть не над всем миром, отчаянной, бесшабашной и злой. Играя с залом, Танталь два или три раза посмотрела мне прямо в глаза; тем временем обессилевшие от смеха головорезы потянулись к вину, и хозяин поспешно наполнил новые кувшины вместо разбитых.