Я вдруг представил себе, как в улыбающегося стража впивается арбалетная стрела. Одна, другая; кукла не меняется в лице, она будет незыблемо стоять, даже залитая кровью, даже нашпигованная стрелами, и между остриями копий будет скакать синяя молния…
— Ты, Кох, себе-то не ври. Не ври, что выкрутишься. Не выкрутишься, Кох, не надейся.
Ту часть, где повествовалось о событиях тысячелетней давности, я пропустил. «Это было давно и неправда».
Танталь говорила и улыбалась. Будто рассказывая забавный анекдот. Указывала куда-то за спину, мимоходом стряхивала снег с низко опустившихся ветвей; потом Черно о чём-то спросил. Танталь ответила — охотно, даже весело, я слышал её голос, но не мог разобрать слов…
Теперь я должен был либо продолжать разговор через весь опустевший обеденный зал, либо встать и подойти к мерзавцу-Черно. Как мальчик.
Жизнь у комедиантов, надо сказать, не сахар.