— Ах, Лизавета Дмитриевна, прелестница… Завидую черной завистью вашему супругу. Это какое же, должно быть, блаженство — на законных основаниях губки ваши алые нацеловывать, грудки белые наглаживать, ножки стройные раздвигать…
Две лошади, коренник и правая пристяжная выглядели невредимыми. Пристяжная отскочила в сторону, насколько ей позволяла упряжь, а коренник прямо-таки бился в оглоблях, издавая даже не ржание, а тоненький, жалобный скулеж, приседая на задние ноги, выкатывая глаза, полное впечатление, пытаясь крупом выворотить оглобли и освободиться. Левая же пристяжная…
— Наука, Николай Флегонтович, пока что перед этим бессильна, — печально ответил профессор фон Вейде.
— Ты, Егорыч, что генерал в войске! Твой обоз, ты распоряжаешься! Тебе и ответ держать!
— Уезжать надо побыстрее, мне думается. Пока еще чего не приключилось… Верно вам говорю, это мы на гиблое место по невезению своему натакались…
— Лизанька, — сказал он внушительным тоном, — а ведь если сон не расскажешь, он, говорят, сбудется…