Вот так дружишь с человеком двадцать лет, а потом вдруг окажется, что дружил с каким-то вовсе другим человеком, и даже представить себе не можешь, откуда взялся этот, и как с ним следует обращаться, особенно учитывая, что он знает о тебе все — ведь ты-то остался прежним…
— Послушай, Вадик, — начала она, и голос ее задрожал от негодования и горя, — я не знаю, что там произошло сегодня у тебя на работе, но ты должен понимать, что ведешь себя совершенно неприлично! Моя мать больной человек, а у тебя хватает совести не приезжать, когда ты знаешь, что ей требуется лекарство!.. А теперь, оказывается, ты даже не хочешь поговорить с ней! Она целый день нервничала, потому что ты не ехал, и вообще, с твоей стороны это просто подло…
— Как вам угодно, — сказала Инга Арнольдовна холодно. — Вы хотите прямо сейчас отправиться к директору?
— Кто там? — словно очнувшись, вдруг спросила она совсем рядом. — Здесь кто-то есть?
Чернов осторожно приоткрыл глаза, боясь увидеть перед собой чертей и отблески адского пламени, но увидел дощатый потолок, как будто молоком, залитый серым утренним светом. При мысли о молоке Чернова чуть не стошнило.
Нужно было сделать усилие и поднять себя хотя бы на кровать, но он забыл, что именно следует делать, чтобы заставить тело слушаться.