– Он, точно? Такой крупный блондин, бледный…
– Молочный фургончик…, – протянул я мечтательно и добавил по-русски: – Бросить все на хрен и уехать в Урюпинск.
– Бензин, – сразу сказал я. – И вообще я летел сюда в надежде поменять самолет. Нужна птичка побольше, у меня груз.
Сэм распахнул боковую дверь бокса и выругался от души, даже на присутствие дамы не посмотрел. Я подошел, глянул. Ну да, фургон мебельный, и мебелью же забит.
– Гнев! Гнев Божий! – звукорежиссер бросил все силы в создание эха. – Настал день Гнева Его, и мертвые пошли по земле, чтобы питаться от живых. Пали столбы и осела кровля, разрушены устои мира, в который пришел править Сатана, потешаясь над нашей глупостью. И каждое слово его Ложь изреченная, а с языка, подобному змеином жалу, стекает яд!
Железные ступеньки гулко бухали под ногами, но идти тихо я даже не старался, уверен был, что никого в офисе не найду. И не нашел. Посреди небольшой комнатки стоял пластиковый конторский стол, за ним – вращающееся кресло, потертое и старое. У стены стоял ряд металлических шкафов с ящиками под папки, и ничего больше. На столе расположились телефон с компьютером. В стене два небольших окошка, таких, какие шли вдоль всей галереи. Это радует, кстати – до таких окон снизу метра четыре, никто не доберется.