Она не могла противиться нахлынувшим воспоминаниям. У каждого случая был горький привкус. Вот я тащу Бакли на закорках вниз по лестнице. Вот мама поднимает меня повыше, чтобы я водрузила на макушку елки серебряную звезду, а Линдси завидует, потому что ей не дотянуться. Вот я съезжаю по перилам и подстрекаю Линдси сделать то же самое. Вот мы обе после ужина выпрашиваем у отца комиксы. Гоняемся за Холидеем, а он лает и лает. Через силу улыбаемся, когда нас фотографируют на дне рождения, на празднике, после уроков. Две сестрички, одинаково одетые: бархат, шотландка, на Пасху — желтые платьица. В руках корзинки с зайчиками и собственноручно раскрашенными яичками. Лакированные туфельки с ремешком и неудобной пряжкой. Губы свело от улыбок, потому что мама никак не может выбрать резкость. Все лица смазаны, глаза сверкают красными точками. Все эти обманные картинки, доставшиеся моей сестре, оставляли за кадром то, что происходило до и после, когда мы, две девчонки, играли у себя дома или дрались из-за кукол. Когда мы были сестрами.