Лина в какой-то миг, уже сползая в гостеприимную пучину первой в жизни истерики, поймала на себе испуганно-вопросительные взгляды девочек и только тут поняла, что не имеет права на проявление посторонних чувств – на ней висит забота ещё о двух жизнях. Снегова погибла, её не вернуть, но с этим можно смириться. Если плакать, то потом, позже, в укромном уголке, где её никто не увидит. Сейчас надо спасать выживших воспитанниц.
Снегов не сомневался, что его рано или поздно заподозрят, после чего подвергнут допросу с применением спецсенсов. Там он вспомнит всё вплоть до вкуса материнского молока и с превеликим удовольствием, захлёбываясь соплями, поведает присутствующим. Не зря говорили, что при такой методике люди рассказывают даже то, что никогда не знали.
Пилот погиб мгновенно – пикирующий истребитель невозможно было отвернуть столь быстро, да он и не успел заметить предсмертного маневра искалеченного вертолёта. Лопасть угодила прямиком в фонарь кабины, пронзив бронестекло как масло, что неудивительно на таких скоростях, а разрезать тело лётчика и вовсе оказалось плёвой задачей. Самолёт проткнуло почти насквозь, будто насадив на гигантский шампур. Где-то посередине этого странного шашлыка скрывался ком сырого мяса, ещё мгновение назад бывший живым человеком. Впрочем, сырым он оставался недолго – остальные лопасти искалечили плоскости, пробив топливные баки. Лавина хлынувшего горючего воспламенилась от раскалённых деталей двигателя, пикирующий истребитель, составлявший теперь одно целое с вертолётным винтом, превратился в пылающий болид.
– Он закован в цепи, – определила Лилит. – И странный какой-то, похоже, с него содрали кожу.
Состояние Наташи было очень тяжёлым – это было понятно с первого взгляда. Лина даже не могла понять, куда, собственно, угодила пуля. Кровь была повсюду, она растекалась по полу пугающе огромной лужей. Снегова без конца раскрывала рот, казалось, что она задыхается, при этом каждый раз выплёскивались пузырящиеся багровые потоки. Нина с Юлей поспешно стягивали с неё одежду, пытаясь хоть как-то это остановить, хотя должны были понимать, что всё уже бесполезно.
Рыцарь молча проглотил обиду, но не забыл о ней – просто отложил месть на будущее.