Даже вечное бабаевское тщеславие никогда его не подводило, а он был помешан на внешних эффектах. Актер во всем, он не мог обойтись без того, чтобы удивлять и производить впечатление, все работало на это – его одежда, сбруя Баядера, нарядная и дорогая, даже простое английское седло сделано на заказ и украшено тисненой кожей, а было еще парадное, португальское (много ли нашлось бы тогда в Союзе португальских седел?), с красной, тисненой же кожи, подушечкой и темно-зеленым валиком. А почерк? В этом почерке был он весь – твердый, разборчивый, но с завитушками и росчерками, как в девятнадцатом веке (он часто писал нам записки в школу с просьбой освободить от занятий). Все напоказ, все словно бы ненастоящее, ни в чем нельзя быть уверенным, лишь одно было неподдельным – его мастерство и знание лошадей. На это мы все и попались. Он был настоящим мастером, не то что Ира. Он был настолько самоуверенным, что и из нас делал настоящих мастеров, не боясь, что со временем мы его переплюнем, и желая этого. А что? Еще один повод для гордости – мои ученики лучше всех, даже лучше, чем я.