Папу было невозможно жалко, так жалко – он лежал в дубовом гробу, большой, как мертвый кит, выброшенный на берег, и сердце словно кололи острым ножом, а оно дергалось и уворачивалось от этих уколов и своей суетой мешало дышать.
– Да не ври, – я так удивилась, что даже злость прошла, – чего усыплять? Он больной, что ли?
Ричард уплыл за палкой – он любил плавать далеко, Зоська же, наоборот, любила стоять на мелководье и бить ногами по воде – так, чтобы брызги летели ей на брюхо.
– Не обижаешься? – спросил Шкарик у Ричарда, и Ричард вежливо шевельнул хвостом.
– Ай! Ты что?! – вскрикнула она, потирая бок.
– Вот ты глупый! Буду, конечно, то-то и оно. Только это же врать придется или ругаться все время – Зося знаешь какая упертая? А нам это надо?