Почти на окраине деревни был пруд, в отличие от речки – довольно глубокий, поэтому детям нашего возраста ходить к нему запрещали, но все, разумеется, потихоньку бегали.
Клоун с Гешей тем временем стали открывать дверь фургона. Судя по дикому грохоту и гневному визгу, в фургоне была лошадь – не самая добрая и спокойная в мире.
Люба же тем временем выскочила на крыльцо, где продолжалось выступление ансамбля песни и пляски обезумевших кошек.
Я писала папе письма – каждый день. Я писала: «Уважаемый папа! У меня все хорошо. Если ты простишь меня, то я очень хотела бы вернуться домой…»
– Вот и я говорю – кремень. Ну ты хоть попробуй…
Я сама не сквернословила до восьми лет – поскольку папенька мой имел привычку отвечать на любые вопросы, а не отмахиваться этими «тебе еще рано» и «я сказал, и все», он объяснил мне, что это за слова и когда их имеет смысл произносить, а когда стоит воздержаться. Ну и до восьми лет у меня просто не было хорошего повода.