– Когда скажете, тогда и заберу, – весело прищурился Федор Сергеевич.
– Адичка, сокол мой ясный, золото мое золотое, мальчик мой, ай мальчик мой любимый, давай, давай, поднимайся…
Хотя это было глупо, ведь он ни разу не привязался, а вовсе и наоборот.
Юлька захихикала, а Лиля осуждающе – за «дуру» – покачала головой.
Напалм, опешив от незаслуженной, на его взгляд, похвалы, встал как вкопанный, тревожно поводя ушами.
Алик едва взглянул на меня, странно скривив рот.