– А ты бойкая деваха, – сказала она мягко, снимая с меня шапочку и сандалики.
– Ну что, Власов, взял вес? Как оно? – Геша подошел и охлопал Монблана.
– Та то не мы, дядя Гена, она брешет все…
– Быстрее, б… быстрее! – перекрывая мой визг, гремел папа.
– Вот ты, – я подозвала того, желтоглазого, который теперь вовсе не выглядел волчонком, а скакал таким же козликом, как остальные. – А вы посчитайтесь пока сами, кто за кем. Чего время терять?
Бабаев молча разглядывал нас всех. Взгляд у него был нехороший, жуткий – черные, пустые, словно беззвездное небо, глаза, радужка и зрачок сливаются по цвету, и от этого кажется, будто смотришь в ружейные дула, из которых вот-вот полыхнет смертью. Мы все ошиблись, нисколько не был он смешным, этот нелепо одетый человек, а был он темным, холодным и страшным, как зимняя ночь в лесу.