– Ох, тебе палец в рот не клади, я вижу. Всю руку целиком отожрешь… Сперва, значит, не лупи собачку, потом хавку ей готовь… Может, мне ее еще на руках носить?
– Нет, очень красиво, – словно оправдываясь, говорил он мне, – но, знаешь, на вас страшно смотреть. Вы как маленькие янычары. Это давно, до революции, так было – в ханскую охрану набирали детишек, вот как вы, одиннадцати – пятнадцати лет, самый такой опасный возраст. Бесстрашные, безжалостные и безмозглые. Ну, не серчай, не серчай, я знаю, что говорю, сам таким был. На первую войну убег, так мне десяти не было, младше, чем ты сейчас. Как живой остался – уму непостижимо. Так я это к чему – ты берегись…
– Ты знаешь, да. Явные способности у собачки. Надо продолжать. Просто удивительно! – сказал Федор Сергеевич.
Дав бабе Вере три дня передохнуть, мы снова вышли на тропу войны. На этот раз участниками массовки должны были стать кошки.
Следующая тренировка прошла так же спокойно, Ира много прыгала сама, объясняя нам все тонкости, и только изредка, когда кто-то из нас делал все слишком хорошо, в ее взгляде мелькало прежнее недовольство.
– Со мной? – тихо спросила я. – Так я не много ем…