– Зоська у нас с норовом, да… Но ты ведь уже опытная наездница, а девочка только пришла.
– Мама, – сказала я ласково, как больной собаке, – ты забыла, что я никогда не хочу есть. И сейчас не хочу, не беспокойся.
Мы с мамой были как две снежные бабочки, каждая в своем ледяном коконе – никого не видели, ничего не слышали, никому ничего не говорили.
– Папа, – сказала я дрогнувшим голосом, – мне нужно поговорить с тобой наедине.
– Фаничка моя хорошая, – шептала я, поглаживая собаку, – ты же меня защитишь, да? Не подпустишь их ко мне? Ты же императорская собака, они тебя испугаются, не посмеют подползти…
Да, она – собака, и она не знает, что именно и кому должна, пока ее этому не научат.