– Нашего покойничка, твоего тезки. Чью же еще?
– Не знаю, о чем ты спрашиваешь, но как скажешь, так и будет, – отвечает небо вполне человеческим голосом. И добавляет добродушно: – Со мною очень легко договориться.
Последнюю фразу он выдал голосом «доброго сказочника», артиста Николая Литвинова, ведущего чуть ли не всех радиопередач моего детства. Пока я изумленно распахивал рот, стараясь добиться максимальных размеров открытого миру отверстия, Карл Степанович поднялся с места и неуверенно проследовал в коридор, одарив меня напоследок диким взором светлых, как бельма, глаз. Одной рукой он словно бы придерживал сердце, не давая ему выскочить из грудной клетки, другой, как слепой, прокладывал себе дорогу.
– Думаешь, в аду тоже бардак? – оживляюсь.
– А разве такое возможно: вспомнить момент собственного рождения? – спрашиваю я, невольно содрогаясь от брезгливого ужаса. Откровенно говоря, мне вовсе не хочется вспоминать, как я родился. Ненавижу больницы, врачей и кровь, а первые мгновения моей жизни наверняка изобиловали этими душедробительными подробностями.