– Думаешь, в аду тоже бардак? – оживляюсь.
– А разве такое возможно: вспомнить момент собственного рождения? – спрашиваю я, невольно содрогаясь от брезгливого ужаса. Откровенно говоря, мне вовсе не хочется вспоминать, как я родился. Ненавижу больницы, врачей и кровь, а первые мгновения моей жизни наверняка изобиловали этими душедробительными подробностями.
– До этого пока не дошло, – спокойно ответствует брюнетка, и я начинаю понимать, что их связывают какие-то драматические производственные отношения. – Я пока не решила, увольнять тебя или нет. Вот пусть молодой человек погадает, все само и решится. Давайте, что же вы! – последняя реплика обращена уже ко мне.
Есть чему удивляться. Во-первых, насколько мне известно, Сашкины познания в области романо-германской филологии ограничиваются фразами, которые можно было почерпнуть из общедоступной сокровищницы кинематографа: «О’кей», «Хэндэ хох», «Пуркуа па», – и еще кой-чего, по мелочам. Во-вторых, иностранцы, приезжающие в наш город, бродят, мягко говоря, не совсем по тем тропам, где можно обнаружить россыпи тормановских следов. Мир ведь многослоен не только в метафизическом, но и в сугубо практическом смысле: он состоит из изолированных друг от друга пространств, которые входят в соприкосновение изредка и ненадолго, так что их обитатели могут разве что обнаружить присутствие друг друга; вступить же в контакт им почти никогда не удается, сколь бы поучительным и забавным ни полагали они сей несбыточный опыт…
Веня втайне надеялся, что я могу оказаться крупным специалистом в скорняжном деле. Впечатлившись моими способностями к гаданию и дав волю собственной фантазии, он решил, будто я способен на многое – возможно, даже обладаю достаточными полномочиями, чтобы вносить некоторые исправления в книгу судеб. Не привыкший рассчитывать ни на кого, кроме себя, Веня, пожалуй, и под пыткой не сознался бы, что ожидал от меня куда больше, чем один человек может дать другому. Поэтому себе он сказал, что просто должен бежать за мной, как Алиса за Белым Кроликом: авось попадется на нашем общем пути некая диковинная бездонная нора, а там уж, как водится, по обстоятельствам.