Мне бы очень хотелось, чтобы все оказалось горячечным бредом.
«Поминальные эпистолы», — смеется Наташка.
Мы — все трое — слишком часто цепляемся острыми углами. От любви.
Злость. Самая мерзкая, безвыходная злость: на себя.
Когда это подкатывает дома, прячусь в туалете. Смотрю из зала (пятый ряд, третье место справа…), как шут в моей маске сидит на унитазе. Наедине с собой. Скучная сцена из пьесы абсурда. И всегда из динамиков, невпопад пущенные звукооператором, шелестят осенние листья. Почему листья? — не знаю. Желтый шелест под ногами. Кто-то идет. Осень. Мой Командор. Дождь. Лес осенью становится прозрачным, и черепки октябрьских кувшинов шуршат под каблуком.
Рукав ее блузки оказался тонким, но прочным.