Но тут Мередит подняла глаза, измученные сине-зеленые глаза. И Мэтт, охваченный нерешительностью и не понимавший, чему верить, заглянул в эти глаза, и увиденное в них едва не заставило его обезуметь от раскаяния. Они были полны слез. И мольбы. И еще в них светилась правда. Обнаженная, жестокая, невыносимая, разрывающая сердце истина.
— Шампанское кончилось, — сообщил он. — Можешь выбирать между скотчем и водкой. Не желаешь — не пей.
Дверной замок непрерывно жужжал; в спальню доносились обрывки беседы. По-видимому, гости все прибывали.
— Я всегда любила тебя, — выдохнула она. — И всегда буду любить.
— Я не хотел… то есть… я читал в газетах… простите…
— Она живет где-то в Италии, и ни я, ни мой отец — не имели с ней ничего общего с того времени, как мне исполнился год.