— Так я что, очередной объект благотворительности?! — разъяренно взорвалась она. — Кем ты, спрашивается, себя воображаешь?
— Видите ли, женщины-воровки ваших лет обычно крадут одежду для себя или духи и драгоценности. Вы же взяли теплую детскую одежду. У вас нет ни судимостей, ни приводов. Предпочитаю думать о вас как о матери, совершившей проступок из отчаяния, потому что нужно было во что бы то ни стало согреть ребенка.
— Интересно, что это тебя так тянет сюда?
— Боюсь, что этим придется заняться тебе.
Джули, добровольно согласившаяся взять на себя роль кухарки и экономки, казалась праздничным фейерверком — всякая мысль немедленно срывалась с ее губ потоком восторженных слов. Ее преданность Мэтту была полной и очевидной; она подскакивала, чтобы принести брату кофе, спрашивала у него совета, слушала все, что он говорил, с таким видом, будто сам Господь спустился на землю и проповедует верующим. Мередит, отчаянно пытавшаяся не думать о своих бедах, не переставала удивляться тому, как удалось Джули сохранить оптимизм и жизнелюбие. Почему такая девушка, как Джули, предпочла добровольно пожертвовать своим будущим и карьерой ради отца и брата?
— Я это тоже заметила, — пошутила Мередит, хотя отношение к ней отца вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.