– Папочка, – закричала она. – Не входи сюда!
– Ну... – сказал Энди. Он был в замешательстве, но Чарли удачно заполнила паузу.
Он налил себе горячей бурды и осмотрелся, куда бы сесть. Слава богу, пусто – ни одного болвана. Он уселся на рассохшийся продавленный диван неопределенно-грязного цвета и стал потягивать кофе. Его изуродованное лицо (кстати, у Чарли оно вызвало лишь мимолетный интерес) было спокойным и бесстрастным. Только мозг усиленно работал, анализируя сложившуюс ситуацию.
Она опять совсем слегка толкнула таксофон – из отверстия для возврата монет вдруг полился серебристый поток. Она попыталась подставить пакет, но не успела – большинство четвертаков, пятаков и десятицентовиков высыпалось на пол. Она наклонилась и, поглядывая через стекло, смела сколько смогла монеток в пакет.
– Прости, Чарли. Язык мой – враг мой. Они вошли в полумрак конюшен, и в нос сразу ударили запахи.
– Чарли, – негромко позвал Энди. Дочка подбежала к нему, обхватила его колени дрожащими руками. Мужчина из будки выскочил посмотреть, что происходит.