В коридоре горели всего две лампы, и пахло цветочным мылом и еще какой-то парфюмерией – старуха наводила красоту. Это она умела. Никто в жизни не дал бы ей ее семьдесят с гаком.
– Да я для тебя, дуры, стараюсь! Только о тебе и думаю, только и хочу, чтобы ты ничем себя не запятнала, чтобы бог тебе простил все твои грехи, а ты…
Лысина, к которой она обращалась, задвигалась, собралась складками и сделала оборот. На месте лысины оказалась бледная носатая физиономия, очень недовольная.
Вряд ли горстка серого пепла лежала на чистой подставке с зимы.
Где-то открылось окно, и он, вздрогнув, посмотрел вниз.
– Очнись, – попросил Кирилл, – давай. Вспомни. Ты можешь.