Все стало еще непонятней, чем было, и он не мог придумать никакого более или менее подходящего объяснения.
– Кира тут совсем ни при чем, – сказала Настя с досадой, – я никому не могу про это рассказать, кроме вас.
– Знаю. На Невском. Как хорошо, что вы позвонили!.. Я приеду минут через двадцать. Мы не очень далеко, на Съезжинской.
"Бабушка всю жизнь вела дневник, – вспомнилось ему. – Обыкновенные школьные тетрадочки. По одной на каждый месяц. А потом она их сжигала в камине”.
Ему придется влезать в этот мир, даже если ему вполне хорошо в своем собственном, влезать и завоевывать себе место в нем, и смотреть, чтобы не наступить никому на мозоль, и вышвыривать самозванцев, и держать оборону, и подлизываться, и прощать, и начинать все сначала – а он не был к этому готов и не знал даже, хочет ли он этого.
– Зачем вы так резко? – тихо спросила рядом помощница Муся, – Нина Павловна у нас женщина непростая. Вы уедете, а Насте теперь достанется.