– Все-таки я не физик, – признался Кирилл, – наше мясо не сгорит?
– После папы что-то оставалось. По крайней мере, так говорила мама. Его арестовали, был обыск, и здесь, и в городе, но ничего не нашли, и имущество не конфисковали. Когда я была маленькая, мне нравилось думать, что мама нашла клад.
Ну и черт с ними, подумал Кирилл неизвестно про кого.
– Ну да, – пробормотал Кирилл, – конечно. Двигатель негромко урчал, свет мощных фар упирался в стволы старых Лип, и небо было уже не черным, а сизым, предутренним.
Ему было неловко перед ней и стыдно, что неизвестный противник переиграл его и он теперь должен смывать с физиономии грязь, ощупывать свою шишку и делать вид, что так и надо, будто это просто часть его хитроумного плана.
Ей вдруг стало страшно и стыдно: она лежит голая в пятьсот седьмом номере “Рэдиссона” и слушает рассуждения чужого мужика о том, что кто-то из ее семьи может быть замешан в убийстве. Она села, придерживая на груди одеяло, и решительно обмотала его вокруг себя.