– Да. Я не подумала. Соня, не нужно вызывать местного врача. Нужно вызвать нашего кардиолога, из города.
Они вышли в коридор, продолжая препираться. Муся смотрела им вслед, потом перевела взгляд на зеркало, висящее над каминной полкой, и улыбка медленно сползла с ее лица.
И сколько еще припрятано таких ожерелий? Может, сорок? Или два? Или сундук, как у Роберта Льюиса Стивенсона?
Краем глаза он видел продолжавшееся лиловое шевеление в смородиновых кустах, и машина стояла очень неудобно – поперек проезжей части, – и вот-вот могла выскочить тетя Нина с руководящими указаниями или Настин отец с очередной доской для очередной скамейки, но она целовалась с ним так самозабвенно и с таким вкусом, что очень быстро он перестал соображать, и задышал коротко и бурно, и его ладони оказались у нее на груди, и обнаружилось, что под полотняным пиджачком у нее ничего нет – совсем ничего, только она сама, гладкая, крепкая, шелковистая и чуть-чуть влажная.
– Ну конечно, не виделась! Когда она вернулась на работу, его и след простыл. Сбежал. Смылся. Исчез. Оставил с носом не только Соньку, но и ментов.
Если у нее были деньги – а деньги у нее явно были! – то где они? Кому она их оставила? Она умерла от несчастного случая – или не от случая, – но смерть ее была внезапной и неожиданной. Даже если денег осталось мало, все равно они должны быть, она ведь не собиралась немедленно умирать!