– По-моему, задача наемной PR-службы состоит совсем не в этом, – сказала Катерина, нажимая на слове “наемная”. – Естественно, мы можем и организовывать, и освещать, но если мы участвуем в выборах, нам хотелось бы иметь возможность хоть как-то влиять на результат. А мы ее не имеем. И я не понимаю, почему мы не можем предложить какого-то своего решения проблемы.
Никто и никогда не называл его Тимыч. Вот черт. Тимыч – какое славное, милое, домашнее слово. Домашнее? Разве у него есть дом?
Катерина хмыкнула, а Приходченко переглянулся с Паниным. Они все боялись вопроса о детстве. Неизвестно, как отреагирует Тимофей, хотя они его готовили.
Самое главное – они с Сашей Скворцввым два раза разговаривали с Тимофеем Ильичом, и оба раза Катерина старательно объясняла ему, что непосредственно войну можно вовсе не открывать. Достаточно о ней писать и показывать по телевизору так, чтобы все верили – Тимофей Кольцов борется с наркотиками изо всех сил. Стоит на страже. Выполняет обещания. Делает большое дело.
Не глядя на нее, не останавливаясь, как во сне, Тимофей Кольцов прошел мимо и стал спускаться по лестнице.
– А сейчас нельзя? – продолжала приставать Катерина. Абдрашидзе даже не удостоил ее ответом. Повернувшись к Юлии, он взял ее под руку и повел к выходу из конференц-зала.