На этот раз она не стала срывать на нем злобу. Когда она вошла к нему в комнату, парка все еще была на ней, хотя «молнию» она успела расстегнуть. Она сразу же принялась быстро расхаживать по комнате, даже не глядя в его сторону. Она по-прежнему держала в руке лист бумаги и время от времени трясла им у себя перед носом, как будто обмахиваясь.
Но хуже всего был привкус пыли во рту. От запаха мебельного лака болела голова, и его все сильнее и сильнее тошнило. Он приложил все усилия, чтобы сдержать рвоту; ему не хотелось захлебнуться собственной блевотиной, пока Энни спорит с пожилым служащим, который раз в неделю посещает магическое царство ножниц и бритв с целью приведения в порядок прически, а зимой, вероятно, носит калоши.
Да, мой друг, перед нами два факта: болтаем мы много, а бумага по-прежнему белым-бела.
Он знал, что хочет сказать, но слова уплывали от него в серое облако. Он беспомощно посмотрел на нее.
— Господи, ты что, не видишь? — перебил его Уикс. — Это же тот парень, которого искал Кашнер. Писатель. Не могу вспомнить фамилию. Но это он.
Это безумие, подумал он, а потом до него донесся тихий шорох, шорох накрахмаленной юбки, трущейся о стену.