Он наполняет собой Пост – инородный, жуткий до тошноты, как толстый черный шланг для гастроскопии в человеческой глотке – умещаясь в нем целиком, но распирая его изнутри до боли. Грохот, рев, лязг, вой, грохот взрываются сразу, в одно мгновенье – под окнами и у Егора в голове.
И тут Егор – Егор с его острым слухом – чувствует это первым.
– Гнев? Грех! А самая страшная из греховных страстей – гордыня! И вот за нее, за нее надо Москву покарать! За гордыню! Пусть горит!
От Поста, размахивая руками, бежит женщина. Мать бежит.
– Брезгует нашим-то столом! Свой, небось, побогаче!
У бабки все отнялось, кроме правой руки. Она приподнимает голову, тянется навстречу Мишель, тревожно хмурится – а потом узнает Мишель, улыбается ей и бросает голову на подушку. И просит настойчиво, но по-детски настойчиво.