Я вернулся на улицу, где первый раз нашел женскую одежду. Пустое ведро так и валялось рядом. Тут же, чуть поодаль, второе ведро и зацепившееся за дужку коромысло.
– Здравствуй, просветленный, – прокатился по площади трубный голос.
– Ох, и насмотрелся я тут, Марк. Тут нулей за людей не считают! Ты же знаешь уже, что здесь и «человек» – тоже мера?
– У заставы цель одна, – сказал старейшина, – Подать сигнал. Там всегда дрова заготовлены, а здесь дежурный сидит. И смотрит.
Знахарь закрыл глаза. Развел руки. И вдруг его лицо затрепетало, запрыгали брови и задрожали губы. В свете луны я видел, как пот заструился по его лицу, он затряс головой, будто не хотел видеть того, что ему показывали. Я увидел, как покатились крупные слезы по его щекам, он поджал губы, но не открыл глаз.
– Его отец будет недоволен, Торбун. Он не последний зверь в войске великого приора Зигфрида.