Далее. Сразу после моего приезда одно за другим были совершены два покушения на Свердлову.
— Хорошо, хорошо! Только не смотри так, а то мне во всех грехах покаяться хочется! — Ксения щелкнула пальцами по крупному листу какого-то плетущегося растения и сменила тему: — Ну что, Стеценко — наш маньяк?
Инквизитор строчил по клавишам, сурово нахмурившись куда-то в монитор.
Потом заглянула другая соседка, прижимая к крутому боку кастрюлю с оладьями, томлеными в сметане, — и эти оладьи я ела, как запретный плод, с ужасом (оладьи! в сметане! с сахаром! ночью!) и восторгом, ибо на вкус они были как забытое детство, как безмятежность, как вкуснейшая в мире прабабкина стряпня, и я цепляла их вилкой, наплевав на все на свете, а тетки жалостливо цокали языками, осуждающе смотрели на Макса: «Совсем замордовал девку, изувер!» и подпихивали поближе ко мне кастрюлю…
— Ой, да ладно! Вы все равно будете их допрашивать, вон, твой приятель копытом бьет, так знать хочет, кто мог предупредить администратора!
— Ты опять не сдала деньги на уборку подъезда!