Хотя недоверие, мелькнувшее во взгляде Владимира Степановича, и паника, охватившая потом, выглядели на редкость убедительно. Если это игра — то она достойна «Оскара».
В могиле стукнуло, слабо скрипнули гвозди.
Елена Петренко, в девичестве Пакуля, произвела на меня сильное впечатление.
Так уж лучше быть виноватым в том, что сделал, чем в том, чего не делал.
Но стало легче. В голове звенело и шумело, и сама она трещала болью, но я, по крайней мере, сумела понять, что я лежу на боку, руки и ноги у меня связаны и рот не открыть, потому что он залеплен, вроде бы скотчем. И что глаза не открыть: завязаны.
— Здравствуйте, Ксения Егоровна! А мы вчера с Леной меня переехали!