За углом дома крутила головой Оленева, а рядом с ней изнывал оставшийся вдали от суеты ее охранник.
— И я тебя люблю, Макс, — легко призналась я, закидывая руки ему на плечи, и сощурилась: — Но где тебя месяц носило — мы еще разъясним!!!
— С кем именно в больнице вы сотрудничали? — с равнодушным видом уточнил я, давая понять, что нам и так все известно и я всего лишь проверяю его признание на чистосердечность.
Я думала, что это как-то поинтереснее, а на деле — сплошные вопросы и никаких ответов.
Я оценил деликатность Левашова: прекрасно понимая, что мое к нему отношение претерпело существенные изменения, он больше не считал себя вправе пользоваться моим разрешением обращаться на «ты».
Смех душил и рвался на волю из надсаженного горла, и, справившись с ним, я упала навзничь на кровать, раскинув руки.