Подобравшись к окну, я подергала портьеру, потом вторую. Стрекоза облегчить мне жизнь и просто упасть сверху не торопилась. Видимо, прицепилась намертво. Пришлось вскарабкаться на подоконник и проверить складки… Я с энтузиазмом перетряхивала шторы. Пыли не было. Броши тоже.
– Вот еще! Пусть белобрысая ведьма держит карман шире!
– Не дождусь, когда познакомлюсь с твоей сестрой! – чирикала Элоиза. – Шейн говорит, что она очаровательная, добрая и…
Через сорок минут, когда у ведьмака на макушке устойчиво топорщились мелкие волосинки, превратившие голову в подобие созревшего одуванчика, и надежда вернуть шевелюре опрятный вид окончательно иссякла, солист взял последнюю, чрезвычайно высокую ноту. Мучительно сморщившись, инкуб-эстет подергал мочку уха, словно это самое ухо напрочь заложило.
– Надеюсь, что лед был в креманке, и вы, детишки, не облизывали сосульки, – вырвался у меня удивленный смешок. – Разрешаю заглянуть к ней.
– Ты за него уже заплатил. Оставим – съедят за твой счет! Скажи, я экономная?