Через сорок минут, когда у ведьмака на макушке устойчиво топорщились мелкие волосинки, превратившие голову в подобие созревшего одуванчика, и надежда вернуть шевелюре опрятный вид окончательно иссякла, солист взял последнюю, чрезвычайно высокую ноту. Мучительно сморщившись, инкуб-эстет подергал мочку уха, словно это самое ухо напрочь заложило.