— Можно? – такой говорливый обычно, я не нахожу слов, и только показываю умоляюще на фотоаппарат. Знаю, што ни в исламе, ни в иудаизме это не приветствуется, но…
Я заговорил!? Но спорить с бабой, а тем паче глупой, самому дураком надо быть. Только пятки мои грязные сверкнули через порог.
Мишка по-прежнему тощ, но уже не руки-ноги-палочки, а скорее медведь после весны. Линялый и голодный, выбрался из берлоги и вертит башкой в поисках пожрать. Выздоравливает! Отживел, порозовел, и начал заново покрываться мясом, загаром и хорошим настроением.
Такие все спецы, но – удовольствие! Обсудить со вкусом, поспорить мал-мала. Взрослые! Имеем возможность!
Лицо светлое, глаза сияют… нимб?! Трясу головой… ан нет, показалось, Татьяна пронесла самовар, и от его начищенного бока отразился лучик света за головой художника. Но до чево же символично!
Заняться на судне решительно нечем. На палубе скользко, ветрено, и нешуточно опасно для сухопутново меня. Ограждение невысокое, а лееров ровно столько, сколько нужно для дела, а не для хватания.