Голову в продух высунул, и дышать, дышать! Гадость всякая известковая вьётся в воздухе, но уже – мёд и мёд. Продышался, и вылезти захотелось, ан шалишь! Далековато до земли, а зацепиться по дороге некуда.
– Ну, – затворив за собой дверь, велел он негромко, – рассказывай.
Умом понимаю, што это чистый субъективизм, и замедлившееся время всего-то результат болезни. Не время замедлилось, а каждое событие — вновь, как в детстве, стало значимым, вызывает мощнейший эмоциональный отклик.
– Так, – она чуть смутилась, – сказала, што ты… што мне… ой, да ну тебя!
– Ой… – прошептал ругатель, подымаясь на цыпочки и делая какающие глаза.
– Во! – показываю повёрнутый вверх большой палец.