Мишка молчит, но смотрит осуждающе, ажно досада берёт!
- Ну што, взлелеял? – оторвавшись от картины, иронически поинтересовался Санька, когда я поднялся наверх.
С воплями самыми пронзительными, они лезли к нему, тыча в лицо культями рук, показывая провалы на месте глаз, изъязвленные лица с отсутствующими носами — то ли от сифилиса, то ли от здешнего жестокосердия, когда с пойманными ворами и прелюбодеями расправляются с Ветхозаветной жестокостью.
– Ну-с! Господа хорошие, – напившись чаю, он поглядел на нас с Санькой, – рассказывайте!
– Ты уж прости, – повинился Чиж перед Пономарёнком, – што тебе не сказал, но зря булгачить не хотел, так вот. Если да, то и потом обсказать можно, а ежели нет, то и зачем?
– Думаешь? – остро глянул на меня Самуил, дымя трубочкой.