Темплеры многое с визитом Вильгельма связывают, да и наверное, недаром. Второй Рейх рвётся в Палестину, а тут – уже немцы. И пусть всего пару десятилетий назад теплеры быть чуть ли не предателями немецкого народа, изгоями. Здесь и сейчас они прежде всего немцы, и уже потом – народ Божий.
Я-другой сижу по скифски, подобрав ноги в стременах высоко, чуть не под себя. К седлу приторочен саадак и отрубленная голова змея – ещё свежая, с капающей кровью. Змея почему-то жалко.
– Так говоришь, – сбил я неловкое молчание, – все ниточки к ней, но слишком уж нарочито?
– У кого останавливаетесь? – похоже, Альфонс решил взять надо мной што-то навроде шефства. Называю адрес, и тот кивает – дескать, запомнил.
Обхватила руками за шею, и смотрит, а глаза – небо звёздное. Чёрные с синевой, да искорки светящиеся где в глубине даже не глаз, а души. И счастье – волной штормовой!
– Весьма достойный молодой человек, да-с! – обронил он, остановившись подле знакомого мещанина, владеющего небольшой слесарной мастерской. Не дождавшись ответа от погружённого в свои мысли мещанина, Павел Андреевич несколько обиделся, но потом счёл, что обижаться можно на равных. Мысли сии слегка утешили его, и появилось даже некоторое снисхождение.