– Корноухий, да. Типаж! А я… – он смущённо дёрнул плечом, – художник всё-таки. Пусть начинающий, но глаз-то пристрелян! Все эти типажи, образы… учат! Ну и сам по городу ходишь, постоянно примечаешь такое, художественное. Вот и второго случайно взглядом зацепил. Такой себе неприметный, ажно глаз соскальзывает. Вот и…
По случаю воскресного дня посетил церковь, отстояв службу. Велась она на греческом, но священник, пожилой грек со страдальческим лицом, вставлял фразы то на арабском, а то и на русском, специально для наших паломников.
Если уж мне тяму хватило составить психологический портрет кайзера, то наверное, интересный материал собрал.
– Рассказывай. Для начала, – на широкой ладони появилась та самая телеграмма, – это.
Парой часов позже, вымытый до скрипа, переодетый в чистое, едва успев перепрятать пистолет, и буквально нафаршированный едой, я выложил тёте Эстер все новости за Одессу. Они вроде как и без меня да, но видно – скучает женщина за город.
– Дядя Фима звал в гости, – выдал я осторожно, – всех!