Семейство рассаживается, негромко переговариваясь. Николай, дрыщеватый узкоплечий гимназист примерно моих лет, тотчас занимает стратегическую позицию у окна, устранившись от разговора. Пейзажи за окном занимают его куда больше светской беседы со случайным попутчиком. Уткнувшись лбом в чистое стекло, он отчаянно зевает, бездумно глядя в никуда.
– Кхе… что? – и морда лица такая неверящая, хорошо видная под красноватым светом восходящего солнца.
– А полиция, – продолжаю за нево, – приглядывает со стороны, выискивая повод для вмешательства, но только если дам его я.
– Мужчины, – поправила мать, – они уже мужчины, пусть пока и возраст! А насчёт затеяли, так куда ж мужчины без этого? Без затеваний? Пока в таком ещё безусом возрасте, так это, я скажу тибе, одни сплошные глупости. Егорка с братьями мине приятно и немножечко странно удивляют на этой фоне!
Забор штурмовал, когда до смены рабочей час ещё оставался.
В Одессу пришла чума. Газеты скупо описывали «… отдельные случаи…», но самое множечко осторожной паники в городе таки возникло.