Поели когда, чаю напились по самое горлышко, я подарки начал раздавать. Не абы што, а всё с умом подобранно!
Остановившись несколько минут спустя, Эсфирь раскинула руки, улыбаясь совершенно счастливо и немножко запыханно. Песса Израилевна умилённо глядела на неё и, как это умеют только любящие родители, стала счастлива от счастья дочки.
Кто это? Бог весть. Мужчина косится на меня одним глазом, не отрывая второго от вожака этих, самоорганизовавшихся. Разговаривает, пытаясь соблюсти важность, и одновременно для меня – страдальческая гримаса человека, вынужденного участвовать в чём-то против воли.
Коля, которому и была адресована эта подача, хмыкнул задумчиво, но отвечать не стал. Буря прошла, как и не было, на небо выкатилось умытое холодной водой яркое солнце, а по улицам Молдаванки потекли ручьи грязной воды. Вездесущая детвора, воображая себя путешественниками и отважными моряками, с незамутнённым энтузиазмом детства принялась осваивать водные просторы, пуская самодельные кораблики.
– … просто ради штоб были! – замахала руками Песса Израилевна на нахмурившуюся дочь, – Лучше таки да, чем совсем нет, просто штоб потом ты могла сказать мужу, шо за такое счастье в виде брульянтовой тибе велась упорная борьба, и он должен ценить! Ты понимаешь?
Религиозный экстаз пропал, и тут же пришло чувство вины, собственной греховности. Потом стало смешно, и просто – земля, без всякого экстаза.