— Ага! Вот и первый пирс! Быстро дошли, нагоним!
Наверное, в этот момент где-то в Голливуде беспокойно заворочался во сне какой-то знаменитый актер, так как более широкую и счастливую улыбку, чем моя в тот миг, он никогда бы не сыграл.
— Торопишься вернуться? — знакомый голос сзади заставил вздрогнуть, и после паузы: — Что, у нас тебе так плохо?
Уже не первый год я в этом мире, а, как выяснилось, ничего по-прежнему о нем не знаю. Аристократы здесь не просто граждане, которые имеют право голоса. Аристократы здесь, как на моей родной Земле в далеком прошлом, владеют своим доменом. Когда-то давно они были местными владетелями, вроде наших герцогов, графов, князей и прочих. Сейчас от этого прошлого почти ничего не осталось. Но именно почти. Дом или усадьба любого аристократа — его государственная собственность. На территории усадьбы не действуют законы монархии, здесь действуют законы благородного владельца. То, что произошло минувшей ночью, было актом войны. И если с нашей стороны считалось, что участником этой битвы выступал хозяин дома, то вот с другой никто не явился. Нет, трупы остались на месте. Но никто не явился за ними, никто не объявил своих прав или претензий. Никто, можно было так сказать, не объявил войну.
— Понимаю вашу реакцию, но, может быть, вас заинтересует, что меня собираются использовать каким-то образом в связи с вами?
До устья притока, по которому нам предстояло подниматься к Варсонилу, мы дошли за семь дней. Баржа исполняла роль своеобразного рейсового автобуса и почтовой службы одновременно. На каждом причале мы принимали пассажиров и, условно говоря, почту. Почта выглядела большей частью как различного объема грузы — средняя посылочка тянула на пару тонн. Капитан Мих, его помощник пожилой веселый дядька Сартхам и боцман, или каптенармус, Орокам были, что называется, «в доле». Эта компания имела контракт с государством и, как они выражались, стояла на линии, выполняя однообразные рейсы вверх и вниз по Дону и его притоку Орнежу8. После удачного ремонта я получил определенный статус и поселился в отдельной от матросов крохотной каюте, очень мне напомнившей каморку, в которой меня арестовывали. В остальном я исполнял две роли — рядового матроса и собутыльника капитана. Если первая позволяла мне оправдывать в глазах пассажиров и матросов свое нахождение на судне, то вторая наконец-то позволила мне основательно пополнить мои знания о Мау. Кроме того, эта ежевечерняя обязанность примирила со мной боцмана, который, похоже, до того очень страдал от однообразных пьянок. Помощник капитана имел на судне положение комиссара, представляя интересы каких-то неведомых мне инвесторов, поэтому капитан избегал приглашать его на попойки. Я же с моей способностью не пьянеть от местного наркотика оказался идеальным собутыльником.