Он обернулся на ходу и одобрительно хмыкнул.
Я насупился, молча глядя на нее исподлобья. Грубостей говорить не хотелось, но я не любил, когда мной командуют. Наверное, из-за этого и появляется большая часть моих проблем. Да и вопрос был скорее риторическим.
Вопрос этот ввинчивается в мозг раскаленным сверлом — снова и снова, каждый раз доставая до новой болевой точки. Сам по себе голос, который задает его, ничем не примечателен — негромкий, блеклый, с едва заметным дефектом дикции. Однако при первых же его звуках хочется съежиться, обхватить руками колени и замереть в позе эмбриона.
В то же время совершенно ясно, что события последних дней — покушение в игровом салоне, смерть Томагавка, исчезновение Баумгартена — как-то связаны именно со мной и моим прошлым. Но я ни черта не понимаю и ничего не могу с этим поделать. Стоило подумать об этом, как начинала накатывать тихая паника, смешанная с мерзким ощущением собственной беспомощности.
Она была размером с человека, и с явно женскими чертами — гибкое изящное тело с тонкой талией и красиво очерченной грудью, длинная шея, аккуратная голова. Все портила кожа — серая, чешуйчатая, с темными округлыми пятнами на бедрах. И пропорции были нечеловеческие. Слишком худые конечности, слишком длинные пальцы на руках и ногах, заканчивающиеся изогнутыми серповидными когтями. И уродливая спина, перетянутая торчащими из-под кожи связками, приводящими в движения крылья. Те были огромные, кожистые, как у летучей мыши, но изрядно потрепанные, с многочисленными прорехами в тонких перепонках. Хотя, летать этой ей вроде не мешает.
Будто кто-то скрежещет по камню огромными когтями.