Я была вынуждена признать, что ничего не понимаю, и вывернуть на блюдечко еще одну опустевшую чашку, загадывая на далекое будущее.
Перед зданием разбили небольшой парк, где благородные господа могли развеяться перед началом скачек, не оскорбляя свои чувствительные носы близостью конюшен. Водитель мистера Кантуэлла остановился в начале аллеи, высаживая пассажиров, и укатил дальше, дабы не мешать прочим гостям. Альциона воспользовалась моментом, чтобы перепорхнуть на мое плечо и по-дружески потереться клювом об мое ухо. Я вздрогнула: прикосновение оказалось неожиданно щекотным.
Только чистая, незамутненная ярость. Увы, бессильная и совершенно бесполезная.
Расстелив на полу чердака старую газету, я устроилась поудобнее и нацелила резцы на черную мангровую ветку с наростами золотистых мозговых кораллов. Эта часть ритуала имела мало отношения к ведовскому ремеслу, но словно погружала в транс, как это обычно бывает с размеренной рутинной работой. В резьбе по дереву было что-то такое же медитативное и успокаивающее, как в вязании или вышивании, но если «девичье» рукоделие давалось мне с некоторым трудом, то из черной ветви быстро получилось сразу восемь заготовок для бусинок-магатам, длинных и острых. Я любовно отшлифовала деревянные коготки, покрутила в них отверстия для шнурка и аккуратно свернула газету с опилками и стружкой.
— Я призываю непредвзятого судью, удачу и случай! — и бросила все еще горящий волос в чашу.
— С вами все в порядке? — поинтересовался камердинер, которому явно не понравился мой чрезмерно задумчивый взгляд.